6. В рубрике «Кино и фантастика» Мацей Паровский/Maciej Parowski в статье “Sen przywiera do palców/Сон липнет к пальцам” не щадит хвалебных слов фильму режиссеров Энди и Ларри Ваховских “The Matrix” (США, 1998) (стр. 60-61); Аркадиуш Гжегожак/Arkadiusz Grzegorzak в статье ”Powrót mumii/Возвращение мумии” знакомит с фильмом режиссера Стивена Соммерса “The Mummy” (США, 1999) (стр. 62-63); Иоанна Салямоньчик/Joanna Salamończyk в статье ”I ty możesz być potworem/И ты можешь быть чудовищем” в общем хвалит фильм режиссера Роберта Родригеса “The Faculty” (США, 1998) (стр. 64-65); и вновь Мацей Паровский в статье ”Dekada horroru” (стр. 66-68) производит обзор наиболее выдающихся фильмов в жанре horror, вышедших на экраны кинотеатров в 1990-х годах. Здесь же размещена рецензия на замечательный на то время словарь-справочник Анджея Питруса «100 фильмов ужасов -- словарь» (Andrzej Pitrus «100 filmów grozy – leksikon». “Rabid”, 1999) (стр. 68).
7. В рубрике ”Wspomnienie/Воспоминание” напечатана небольшая статья, подписанная Мацеем Паровским и посвященная памяти умершего в июле 1999 года польского писателя-фантаста Яцека Савашкевича (стр. 65).
8. В рубрике «Рецензии»:
некто Anihilator советует обратить внимание на роман английской писательницы Сюзан Купер «Тьма вступает в бой» (Susan Cooper “Ciemność rusza do boju”. Tłum. Ewa Partyga. “Prószyński i S-ka”, 1999); он использует мотивы кельтских мифов и, хоть и не претендует на нечто совершенно новое, по меньшей мере хорошо написан;
некто Kunktator считает роман американского писателя К.У. Джетера «Ночь репликантов. Бегущий по лезвию-3» (K.W. Jeter “Noc replikantów. Blade Runner 3” – это “Replicant Night”, 1996. Tłum. Tomasz Wiliusz. “Amber”, 1998. Серия “Wielkie serie SF”) коммерческой поделкой, которая хоть и не достигает уровня оригинала, насыщена свойственной Дику атмосферой и его реквизитами;
некто Predator находит, что антология англоязычной фантастики «Самое лучшее в НФ» под ред. Дэвида Хартуэлла (“To, co najlepsze w SF” – это “Year’s Best SF 1995”, 1996. Red. Dawid G. Hartwell. Tłum. rózni. “Zysk i S-ka”, 1999), как ни странно это звучит, перенасыщена наукой (рецензия так и называется: «Пересоленный суп»);
некто Terminator со вздохом откладывает в сторону первые два тома трилогии английской писательницы Джулии Джонс «Книга Cлов» -- романы «Ученик» и «Преданный» (J.V. Jones “Księga Słów: Uczeń”; “Księga Słów: Zdradziony“ – это “The Baker’s Boy”, 1995 и “A Man Betrayed”, 1996. Tłum. Michał Jakuszewski. “Zysk i S-ka”, 1998, 1999); «трудно было бы найти лучшее название трилогии – действительно сплошь слова, слова, слова…»;
а Павел Островский/Pawieł Ostrowski называет стандартным и «не грешащим оригинальностью» роман американской писательницы Мерседес Леки «Связанные клятвой» (Mercedes Leckey “Związane przysięgą” – это “The Oathbound”, 1988. Tłum. Katarzyna Krawczyk. “Zysk i S-ka”, 1999) (стр. 69).
Далее Яцек Инглëт/Jacek Inglot, тщательно анализируя роман американского писателя Уолтера Миллера-младшего «Святой Лейбовиц и Дикая Лошадь» (Walter M. Miller, jr. “Swięty Lejbowitz i Dzikokonna” – это “Saint Leibowitz and the Wild Horse Woman”, 1997. Tłum. Adam Szymanowski. “Zysk i S-ka”, 1998), приходит к выводу, что это все-таки не более чем глосса – расширенный комментарий к знаменитой «Кантате для Лейбовица»;
Яцек Дукай/Jacek Dukaj с изрядным восхищением отзывается о романе американского писателя Клайва Баркера «Эвервиль» (Clive Barker “Everville”. Tłum. Robert Lipski. “MAG”, 1998) как о крайне алогичном произведении – «и это даже не так как в фэнтези, где кажущаяся алогичность может диктоваться логикой магии. У Баркера – где сам воздух насыщен магией и от нее мысли путаются – попытка доискаться причин, мотиваций и правил игры приводит к еще большему безумию или вообще ни к чему не приводит…»;
Магдалена Снедзевская/Magdalena Śniedziewska дает высокую оценку сборнику рассказов Анджея Зимняка «Клетка, наполненная ангелами» (Andrzej Zimniak “Klatka plena aniolów”. “Prószyński I S-ka”, 1999);
а Яцек Собота/Jacek Sobota считает, что в романе Аркадия и Бориса Стругацких «Град обреченный» (Arkadij I Borys Strugaccy “Miasto skazane”. Tłum. Ewa Skórska. “Amber”, 1998. Серия “Mistrzowie SF i Fantasy”) на извечный вопрос о том, что чем определяется: сознание материей или материя сознанием – писатели дают марксистский ответ (стр. 70-71).
9. В рубрике, обтекаемо названной «CyberKultura -- Nauka i SF/КиберКультура – Наука и НФ»:
Збигнев Солтыс/Zbigniew Sołtys в статье “Dwie strony mózgu/Две стороны мозга” (стр. 72-74) рассказывает о принципах работы разделенного на два полушария человеческого мозга;
Ян Була/Jan Buła рецензирует хорошую научно-популярную книгу о мозге: Сузан Гринфилд «Мозг» (Susan Greenfield “Mózg”. Tłum. Roman Zawadzki. “CiS”, 1999. Серия “Science masters”) (стр. 74),
Януш Цыран/Janusz Cyran в статье “Człowiek skomputerizowany/Человек компьютеризированный” утверждает, что в наше время, когда компьютеризируется все: работа, естественная среда обитания, жилище, наступает уже черед человека (стр. 75);
а Марек Холыньский/Marek Hołyński продолжает статьей «Brzoza, tu osika, jak mnie słyszycie, odbiór/”Береза”, я “Осина”, как меня слышите, прием» вести репортаж из Кремниевой долины (стр. 76).
10. В рубрике “Felietony” Роман Левандовский/Roman Lewandowski в статье “Anioł prześladowca/Ангел-преследователь” травит очередную байку из своего «Бермудского треугольника» (стр. 77).
14. В рубрике «На книжном рынке» Войтек Седенько в статье “Zadyszka/Одышка” рассказывает о майских новинках НФ и фэнтези – их 32, что очень много для польских условий (стр. 79).
15. В «Списке бестселлеров» за май 1999 года отмечена лишь “Bomba miegabitowa” Станислава Лема(стр. 80).
5. Ну и напоследок -- попросту хулиганская история. Но, если подумать, ведь опять же жуть...
ЯЦЕК САВАШКЕВИЧ
КАК Я ПИСАЛ СКАЗКУ
(Jak pisalem bajkę)
Тут объявили конкурс на детскую сказку.
Карандаш обошелся мне в два злотых. Бумага дармовая -- притащил с работы.
Пишу:
«За семью горами, за семью…»
Банально.
«За границей жил-был…жил-поживал Зайчик Побегайчик. Миленький такой зайчик, только ушка одного у него не было. Трамваем отрезало. А случилось это так: скакал он однажды, пьяный в дупель, по трамвайным путям…»
Не пойдет.
«Жил-был Заяц. У него были четверо зайчат и жена – Зайчиха Прекрасная. Жена болела водянкой…»
Нет, не так:
«У жены болела сломанная лапка. А Заяц думал, что она придуривается. И вот однажды, сам себя не помня от злости, он выломал дубину и этой дубиной…»
Может, топором?
Нет, с зайцами ничего не получится. Лучше уж про тараканов.
«Жил да был Тараканчик в своем теплом и уютном гнездышке, свитом в куче навоза…»
Отпадает.
«В темном лесу жили-поживали Медведь и Медведица. Они очень любили друг друга. И вот однажды, когда Медведица отправилась за медом, Медведь заманил к себе в берлогу Козу. Медведица вернулась с медом и застукала их в супружеской постели.
-- Ах ты, гад ползучий! – взревела Медведица. – Так ты, значит, шлюшек сюда таскаешь…»
Плохо.
«Ничего не сказала Медведица, лишь Медведя из берлоги выгнала. А с Козы содрала шкуру, саму ее выпотрошила и повесила вялиться…»
Хм, медведи же, вроде, травоядные… Ну тогда -- про Коровку Тунеядку.
«Жила-была Коровка Тунеядка. Она очень хотела свалить на Запад, да вот денежек у нее не было. И пошла она к Свинке Бизнесменке.
-- Свинка Бизнесменка, подскажи, пожалуйста, как мне побыстрее да полегче деньжонок подзашибить.
Свинка подумала-подумала, полезла в стол и достала оттуда папку с бумагами.
-- А ты сделай, как я, -- сказала она. – Сядь у родничка и с каждого, кто придет утолить жажду, требуй монетку. Вот тебе соответствующее удостоверение.
И пошла к родничку. Только сидеть там ей очень быстро надоело. Звери пили в кредит, потом тянули с выплатой долга, писали жалобы и все такое прочее. Плюнула на все это Коровка и продала предприятие Свинке Бизнесменке.
Но деньжат на то, чтобы свалить на Запад, у нее по-прежнему не было. И решила она пойти к Ослику. Преподнесла ему пучок морковки в подарок и попросила совета.
-- Открой бордельчик, -- предложил Ослик.
-- За какие такие шиши? – вздохнула Коровка. – У меня бабла и на бизнес-проект даже не наберется.
-- А ты пока сними уголочек у Свинки Бизнесменки. Когда подзаработаешь зелененьких, расширишь заведеньице…»
Нет, ну это вообще. Такие советы от осла? А-а, ладно, к чертям зверушек.
«На девятом этажике стройненького небоскребчика жили-поживали очень-очень старый старичок и очень-очень старая старушка. И был у них маленький-маленький внучек Разбойничек. Когда внучек подрос, он разрезал дедулю на мелкие кусочки и спустил эти кусочки вниз по мусоропроводчику. А бабку мумифицировал, набил ей животик опилками и продал как манекен…»
Черт, ну куда с этим? Может, про Красную Шапочку?
«Однажды Красная Шапочка отправилась в гости к Бабушке Людоедушке. И вот входит она в домик, а там бабушка лежит в постели и притворяется хворой.
А это увидел Волк. Поскольку Волк очень любил Красную Шапочку, он заскочил в домик через окошко и загрыз Бабушку Людоедушку. А затем распорол ей живот и вытащил из него несколько помятую девочку.
-- Как же мне тебя отблагодарить, милый Волк? – спросила Красная Шапочка.
-- Да не стоит благодарности, -- ответил Волк. – Вот разве что дай мне кусочек бабки. Отнесу своим волчатам.
-- Да бери хоть всю. Но, может, прежде чем домой отправишься, сядем поужинаем?
Отрезали они у Бабки Людоедки ноги и зажарили их на решетке у камина. Насытившись, Красная Шапочка стала как-то странно поглядывать на Волка.
-- Почему у тебя такие большие уши, Красная Шапочка? – спросил обеспокоенный Волк.
-- Чтобы лучше тебя слышать, -- ответила Красная Шапочка.
-- А почему у тебя такие большие глаза?
-- Чтобы лучше тебя видеть.
-- А почему у тебя такие большие руки, скажи на милость?
-- Чтобы крепче тебя обнять.
-- Ох, спаси и помилуй. А почему у тебя такие большие губы?
-- Чтобы всего тебя исцеловать, -- ответила девочка и набросилась на Волка.
Однако Волк был образцовым мужем и не хотел изменять жене. И так вот катались они и катались по полу, пока девочке не удалось его изнасиловать. Когда, вконец утомленная, она свалилась на пол, волк поджал хвост и, поклявшись своему волчьему богу, что никогда больше не станет спасать маленьких девочек, помчался в лес».
Вот эту сказку я и отослал на конкурс.
Перевел с польского Владимир Аникеев.
Из авторского сборника «Между прочим жуть» (Jacek Sawaszkiewicz. “Między innymi makabra”, 1985).
3. А эта -- пустячок, но приятный. И тоже, между прочим, жуть -- если вспомнить о содержимом сундука...
ЯЦЕК САВАШКЕВИЧ
КЛАД
(Skarb)
Приятель с размаху вогнал штык лопаты в землю.
-- Здесь, -- сказал он. – Точнехонько в этом месте.
-- Ты уверен? – спросил я.
-- Уверен, -- кивнул приятель, подсовывая мне карту. – Смотри. Именно тут лежит этот клад.
Мы дружно взялись за работу. Через какие-нибудь полчаса, когда гора выброшенной земли нависла у нас над головами, я почувствовал, что лопата стукнулась обо что-то твердое.
-- Есть, -- прохрипел я.
Мы принялись грести землю руками. И мгновением позже перед нашими глазами появилась богато инкрустированная крышка.
-- Ну вот, -- сказал приятель. – Клад наш.
Cундук оказался длинным и жутко тяжелым.
-- Ничего удивительного, -- пояснил я. – Золото и драгоценные камни.
Когда мы вытащили сундук наверх, я поддел кончиком лома проржавевший замок, а приятель откинул крышку. На дне сундука лежала весьма странно одетая молодая девушка.
-- Нет тут никаких сокровищ, -- разочарованно сказал я.
-- Тут какая-то ошибка, -- пробормотал приятель, изучая пожелтелую карту. – Ничего не понимаю.
-- А кто она вообще такая? – спросил я, кивая в сторону девушки.
-- Не знаю, -- ответил приятель. Он нагнулся и поднес зеркальце к ее губам. Оно запотело. – Живая.
Мы растерянно стояли, не сводя глаз с девушки. Вдруг, неведомо откуда, прискакал соседский сын, щенок пронырливый.
-- О! – воскликнул он. – Спящая Царевна!
-- Кто?
-- Спящая Царевна, -- повторил этот чертов всезнайка. – Стоит ее поцеловать, она тут же проснется.
-- В самом деле? – спросил я.
-- Точно. Было про это в одной такой книжке.
-- А когда проснется, то что дальше? – спросил приятель.
Щенок почесал в затылке.
-- Ну-у… тот, кто ее поцелует, станет королем. И это самое… возьмет ее в жены.
-- А это обязательно?
-- Обязательно.
Я глянул на приятеля, тот – на меня. Мы прогнали щенка прочь, дождались, пока он исчез из наших глаз, и закопали сундук. Только гораздо глубже.
Перевел с польского Владимир Аникеев.
Из книги «Между прочим жуть» (Jacek Sawaszkiewicz. “Między innymi makabra”, 1985).
4. А вот это уже и точно жуть!
ЯЦЕК САВАШКЕВИЧ
СЕМЬ МИНУТ
(Siedem minut)
Первая минута.
Лежу на нестроганых досках, правой щеке колко. Шея онемела, не могу повернуть головы. Руки не слушаются.
Смотрю прямо перед собой. Затем вверх и вниз. Везде все те же доски. Не могу понять, куда я попал.
Вторая минута.
Долетают обрывки разговоров. Невразумительные, похожие на шум листьев. Вокруг пахнет живицей и раскаленным железом.
В мыслях появляется облик женщины. Ей около пятидесяти лет, у нее узкие губы, длинный нос и темный пушок над верхней губой. В глазах ее вижу ужас. Не знаю, кто она такая.
Шея еще больше онемела и немного чешется.
Третья минута.
Долетающие до меня отголоски постепенно гаснут. Пытаюсь не думать о них, все внимание сосредотачиваю на лице этой таинственной женщины. Ужас в глазах, подрагивающие обвисшие щеки, темный пушок над верхней губой, второй подбородок, а ниже… Ниже горло, рассеченное аж до позвоночника. Теперь я узнаю лицо. Это лицо моей тетки…
Четвертая минута.
Перестаю что-либо слышать, как будто вдруг отказали уши. Запах смолы и железа уже не столь назойливый.
Я убил тетку, это верно, но зачем она столько тысяч франков внесла на счет лекаря? Мне так нужны были эти деньги! Как же его зовут-то, лекаря этого?
Шея совсем одеревенела и уже ее не чувствую. И вообще ничего не чувствую. И не знаю ни где я, ни что со мной происходит…
Пятая минута.
Теткин облик расплывается и исчезает. Клонит в сон.
Остальных наследников я отравил… Боже, неужели эти проныры из Сюртэ нашли пузырек из-под яда?
Ничего уже не чувствую… Совершенно ничего. И мысли в голове путаются…
А может, это меня отравили и я лежу в гробу?
Шестая минута.
Отравили… Эта мысль внушает страх. Пытаюсь открыть глаза… Напрасный труд.
Идиотизм, кто мог бы это сделать? Тетка и все родственники лежат в земле… Я одинок как перст… А может, это тот лекарь? Как же его зовут?
Седьмая минута.
Видел его на судебном процессе… Был свидетелем, говорил очень долго… Что-то про смягчение смертных мук… Уже знаю… Знаю… Прокурор называл, обращаясь к нему… Господин… Господин… Гильотен… Гильотен… Гильотен…
Перевел с польского Владимир Аникеев.
Из книги «Между прочим жуть» (Jacek Sawaszkiewicz. “Między innymi makabra”, 1985).
1. Чтобы показать хотя бы одну грань таланта Савашкевича (а он был действительно очень талантливым писателем), я выставлю здесь несколько своих переводов его миниатюрок. Вот эта -- сущий бриллиант. Минимум слов -- и готов портрет человека, видна его не слишком, видать, счастливая одинокая жизнь, попытка до него достучаться... Интересно чья? Того, Кто Наверху? Или того, кто внизу? Или и вовсе происки подсознания?.. Интерпретаций масса. Хотя это, в общем-то не важно. важно то, что попытка не удалась. "Телефон испорчен". Просто жуть.
ЯЦЕК САВАШКЕВИЧ
ТЕЛЕФОН
(Telefon)
Целый месяц, каждую ночь, где-то во втором часу утра в моей квартире звонил телефон. Глуховатый мужской голос спрашивал меня.
-- Слушаю вас, -- отвечал я.
-- А-а, ну тогда прошу прощения, -- бормотал мужчина и клал трубку.
И вот, наконец, неделю назад, доведенный до крайности, я на привычный уже вопрос ответил, что таковой здесь не живет. Мужчина помолчал немного, а затем и говорит:
-- Ну тогда, когда он придет, скажите ему, пожалуйста, что я просил его мне позвонить.
Поутру я отправился в телефонную компанию с жалобой. Сидевшая за столиком девушка записала мою фамилию, затем спросила номер моего телефонного аппарата. Я ей честно ответил, что телефона у меня пока еще нет.
-- Ну так давайте мы вам его поставим, -- предложила девушка.
И они поставили. На следующий же день. Но, странное дело, с тех пор таинственный мужчина перестал мне звонить.
И вообще никто не звонит.
Телефон испорчен.
Перевел с польского Владимир Аникеев.
Из авторского сборника «Между прочим жуть» (Jacek Sawaszkiewicz. “Między innymi makabra”, 1985).
2. А вот эту я как-то в незапамятные времена напечатал, но по молодости дал маху -- не узнал популярную французскую пословицу. Сейчас исправляю. И тоже -- минимум слов, но какова картинка! И точно жуть.
ЯЦЕК САВАШКЕВИЧ
СДЕЛЬЩИНА
(Akord)
Солнце изрядно припекало, поэтому работали без комбинезонов, раздевшись до пояса. По обеим сторонам насыпи трещали на лугу цикады. Время от времени рабочие поглядывали в сторону сочной зелени, которая так и манила к себе, суля послеполуденный отдых.
-- Та еще, мать ее, работа, -- вздохнул один из них.
-- А чего ж ты хочешь, -- ответил второй. – На сдельщине как на сдельщине.
Они разошлись в противоположные стороны, взялись за концы снятого с креплений рельса и сбросили его с насыпи.
-- Ну и тяжелый, скотина этакая!
Неподалеку лежал штабель привезенных накануне новых рельсов. Они зашагали к нему, чтобы выбрать один из них и поставить на место изношенного. На горизонте показался силуэт подъезжающего поезда.
-- Опять какой-то тарабанит, -- пробурчал первый.
-- Ну и как прикажешь тут, холера ясная, работать? – раздраженно спросил второй, отходя подальше от дорожного полотна.
Поезд подлетел, зарылся в оголенные шпалы колесами и рухнул с насыпи. Воздух наполнился лязгом ломающихся осей и скрежетом сминающейся листовой стали. Над лугом, над искореженными вагонами закружились взвившиеся ввысь обломки дерева и куски изодранной жести.
-- Вот же дурень,-- сказал первый.
Второй сплюнул.
--Всмятку, блин, расквасился, -- подтвердил он.
Рабочие обошли громадную кучу обломков и затащили новый рельс на насыпь. Уложив на надлежащее место, они закрепили его болтами, завинтили гайки, не забыв поставить под них контргайки, предохраняющие от самостоятельного развинчивания. Затем перешли на следующий участок дороги.
-- Вот-вот следующий подкатит, -- вспомнил один из них. -- Скорый, вроде, какой-то. Может, погодим с рельсом, пока не проскочит?
-- Ну уж нет, -- ответил второй. – Нам сегодня до моста колею дотянуть надо. На сдельщине как на сдельщине.
Перевел с польского Владимир Аникеев.
Из авторского сборника «Между прочим жуть» (Jacek Sawaszkiewicz. “Między innymi makabra”, 1985).
Яцек Савашкевич/Jacek Sawaszkiewicz (1947 – 1999) – польский прозаик, автор НФ, сатирик, журналист.
Родился в г. Щецине, окончил в 1968 году Щецинский техникум связи, некоторое время работал на заводе «Elektromet». В 1968 – 1970 годах служил в армии, затем работал в Щецинском городском военном штабе в должности техника, позже работал в должности инспектора гражданской обороны в районной администрации Щецин-Погодно, начальником отдела в Управлении городской телефонной сети. В 1979 году переехал в Старгард-Щецински.
Дебютировал в 1972 году рассказом «Sanatorium/Санаторий», опубликованным в журнале «Karuzela» (№ 18), но уже с 1975 года занимался исключительно писательством. Тесно сотрудничал с журналом «Karuzela» и щецинским отделением Польского радио. Был лауреатом многих литературных конкурсов, печатался в газетах и журналах «Młody Technik», «Morze i Ziemia», «Razem», «Odgłosy», «Politechnik», «Nurt», «Szpilki», «Spojrzenia», «Jantar», «Nowa Wieś», «Rzeczywistośc», «Prometej», «Gospodynia», «Wiraż», «Konstrukcja», «Sztandar Mlodych», «Rzeczywistośc», «Nike», «Kontakty», «Zdrowie i Trzezwośc», «Kurier Szczeciński», «Spójrzenia» -- в сумме несколько сотен рассказов (к 1990 году – около 300). Некоторые из этих рассказов, в которых сатира и юмор щедро перемешаны с гротеском, хоррором, научной и не научной фантастикой, переводились на английский, немецкий, французский, венгерский, чешский, словацкий, литовский и эстонский языки. Несколько рассказов переведены и на русский язык.
Отдельными книгами вышли из печати: «Czekając/Ожидая (Пребывая в ожидании)» (1978, сборник рассказов; премия Общепольского конвента КЛФ за лучший книжный дебют), «Sukcesоrzy/Наследники» (1979, роман; премия Общепольского конвента КЛФ за лучший роман; переиздан 1986),
«Przybysz/Пришелец» (1979, сборник рассказов),«Manekin/Манекен» (1980, сборник рассказов), «Katharsis/Катарсис» (1980, роман),
«Eskapizm/Эскапизм» (1982, роман), «Mistyfikacje/Мистификации» (1983, сборник рассказов), «Między innymi makabra/Между прочим жуть» (1985, сборник рассказов),
«Wahadło/Маятник» (1986, роман; в 1985 году также публиковался в отрывках в газете “Odgłosy”), «Stan zagrożenia/Опасное положение» (1986, роман; переиздан 1991),
«Na tle kosmicznej othłani/На фоне космической бездны» (1988, роман, в который вошли в виде первых двух составных частей романы «Katharsis» и «Eskapizm»; четвертая часть “Anastasis/Анастазис”печаталась лишь в отрывках в газете “Odgłosy” в 1985 году).
Широкой известностью пользовался цикл романов «Kronika Akaszy/Хроника Акаши», в который вошли книги «Inicjacja/Посвящение» (1981), «Skorupa astralna/Астральная оболочка» (1982) – эти романы переизданы в одном томе в 1989 году;
«Metempsychoza/Метемпсихоз» (1984), «Powtórka z apokalipsy/Репетиция апокалипсиса» (1986).
Этот цикл был удостоен двух премий «Zloty Exlibris» -- в 1983 году за два первых романа и в 1986 – за всю тетралогию.
Популярны были также сборники сатирических рассказов условного цикла «Mój tatko»: «Mój tatko/Мой папенька», «Tatko i ja/Папенька и я» (1983), «Z moim tatkiem/С моим папенькой» (1985), и «Mój tatko i cała reszta/Мой папенька и все остальные» (1988).
В 1984 году Савашкевич был награжден щецинским воеводой за успешную деятельность в развития культуры, в 1986 году ему вручили Знак Почета за успехи на этой ниве и Серебряный Крест Заслуги.
Однако пришли грозовые 90-е годы. Пытаясь уцелеть в поднявшейся финансово-экономической буре, книжные издательства сокращали штаты и книжные тиражи, и хоть и вертелись подобно угрям на сковородке, многие из них доходили до банкротства. Договоры разрывались, обязательства не выполнялись, гонорары не выплачивались, инфляция галопировала на глазах. Савашкевич, у которого кроме литературных не было никаких других источников дохода, вынужден был, чтобы хоть как-то прокормиться, писать полупорнографические рассказики для журнала «Seksrety» и прочих изданий такого типа. И даже (будучи безусловным гетеросексуалом) – для гей-лесбийских журналов вроде ежемесячника «Inaczej», где его публиковали под псевдонимом Maria Stasiak. Понятно, что его мучила такая жизнь, тревожила творческая невостребованность и неудовлетворенность, угнетало полное отсутствие перспектив. Снизить накал переживаний помогало поначалу известное «средство», но дальше все пошло по нарастающей – ссоры с женой, развод, попытка наладить новую жизнь с намного более молодой, чем он, женщиной, вновь завершившаяся разрывом. Пан Яцек переехал из Старгарда в Щецин, к родителям, где 11 июня 1999 года внезапно умер в возрасте всего лишь 52-х лет.